Ситуация «перехода», сформировавшаяся после распада Советского Союза, поставила вопрос о коллективной идентичности и ценностях российского общества. Незавершенность этого перехода, отмечаемая в современных исследованиях, выявляет значительное число смыслов и символов, принадлежащих к советскому прошлому, но, при этом являющихся составными частями новой, находящейся в становлении культуры. Наличие подобных «универсалий», к которым удобно обращаться, порождает феномен ностальгии.
Ностальгия, которая может проявляться, как и настойчивое требование возвращения утраченного, так и приятное «наслаждение временем» связывающее прошлое и настоящее, является характерным признаком переходного периода. Конец советской эпохи обозначил начало новой вехи отечественной истории, однако он не смог принципиально изменить форму и содержание советской/российской культуры, что и породило проблему «постсоветского».
Данная проблема на уровне этики может быть выражена, прежде всего, как отсутствие исторического контекста, в котором ценности, сформированные в советский период могут быть правильно прочитаны. Таким образом, «советское» становится формой без содержания, а точнее формой, содержание которой помещено в пространство коллективной памяти. Одной из стратегий «наполнения» формы новым содержанием может быть приспособление их к новому контексту (как в случае с ремейками советских фильмов «на новый лад»), что должно служить сокращению разрыва между поколениями, характерного для ситуации переходного периода.
Таким образом создается «общее место», в котором ценности советской культуры так же аутентичны, как и в то время, когда они изначально возникли. Также в случае внешнеполитического кризиса обращение к «исконному», «своему», которое противопоставляется «чужому» играет на руку властным структурам, стремящимся к максимальной консолидации общества. Таким образом, ностальгия раскрывает свое наиболее характерное свойство – создавать «общее место» в памяти культуры.
Будучи воображенным событием, ностальгическое воспоминание не способно иметь отрицательных черт, его признаки – это универсальные ценности, которые понимаются (как минимум в рамках одной культуры) как «разумное, доброе, вечное». Переход индивидуального, личного переживания события в культурную память, согласно Алейде Ассман, укладывается в трехчастную схему. В контексте этой схемы выделяется три этапа, которые проходит память: индивидуальная память, социальная память и культурная память.
В процессе коммуникации с другими членами группы индивид увеличивает объем собственного опыта, за счет воспоминаний других, в результате чего образуется определенный набор практик, обозначаемых как «символические медиаторы». Символические медиаторы, будучи извлеченными из временного и пространственного контекста, обретают способность воспроизводить себя, создавая культурную память.
Однако, в случае ностальгии, тому, кто не переживал событие (или лишь частично коснулся его) предоставляется символический медиатор, который уже имеет свое место в культурной памяти, но, тем не менее, благодаря своему притягательному образу, сформированному апелляцией к универсальным ценностям, может стать частью индивидуального опыта. Тем самым, событие ностальгии проходит обратный путь из культурной памяти в личное переживание, создавая определенный(положительный) образ прошлого, который становится «схемой» для формирования настоящего, требующей быть воплощенной в жизнь.
Подобное происходило, например, в Германии времен Веймарской республики, где очарование молодого поколения «величественным прошлым» породило спрос на праворадикальные идеи. Подводя итог, можно сказать, что этика ностальгии это, прежде всего, основание для апелляции к определенному образу прошлого, который «очищен» от негативных коннотаций, и поэтому так притягателен во времена кризисов, в том числе и для тех, кто не связан непосредственным опытом с этим прошлым, а также весьма удобен властным структурам для их деятельности по политической мобилизации.
Автор Беляев Валерий
