Специфика ценностных конфликтов в профессиональных этиках определяется спецификой самих профессий. В одних они могут разрешаться довольно просто, в рамках установленных процедур, регулируемых профессиональными кодексами, в других – вызывать поистине драматические последствия, вплоть до раскола общества. К числу таковых с полным основанием можно отнести ценностные конфликты в сфере профессиональной политики.
Со времен Платона и Аристотеля мы знаем, что политика – особая область человеческих отношений, в которую, в силу необходимости наличия особых же качеств и способностей, по возможности лучше допускать не всех. Политик не является частным лицом, поэтому для решения стоящих перед обществом задач он должен пользоваться властью крайне осмотрительно, хотя и без тех ограничений, которые распространяются на повседневную жизнь простых граждан.
Благодаря Августину Блаженному мы знаем, что без нравственных ограничителей властелин является никем иным, как главой шайки, а нравственная его порочность, по мысли Аквината – самая распространенная причина тираний, пагубность которой заключается в том, что тиран губит не только свою душу, но и души своих подданных. Однако же то, что только силой власти возможно само спасение общества, и что ради этой цели допустимы практически любые средства, со времен Макиавелли вроде бы тоже представляется здравым.
Нравственные, и даже интеллектуальные качества политика здесь оказываются не на первом месте: наоборот, их присутствие в качестве императивов могут свидетельствовать о его «профнепригодности». В раю, считал современник Макиавелли Мартин Лютер, князей нет. И не потому, что они все злодеи, а потому, что специфика профессии такова: быть во главе светской власти – значит систематически нарушать евангельские законы, даже наперекор своей совести. Со времен распространения представительной формы правления и демократии политика стала профессией, доступ на высший уровень которой стал более-менее открыт для любого сильно желающего.
Политика спустилась с небес на землю, и стала допускать проявление человеческих черт, вплоть до слабостей, не чуждость которым временами даже делала образ отдельных политиков более привлекательным и живым. А в эпоху постмодерна, с размыванием традиционных политических институтов и возникновением новых политических пространств, сюжетов и стилей, ситуация еще больше изменилась. Но ценностных конфликтов в этой профессии меньше не стало – наоборот, если говорить не о типичных «дефектах», присущих ей, вроде коррупции или злоупотребления властью, что относится, скорее, не к области этики, а к уголовному праву, то они только увеличились, причем как в количественном, так и в качественном отношении.
Итак, что же не в порядке с политикой и политиками? Общественное мнение склонно обличать их во многих грехах, где на первых позициях находятся обвинения в аморализме, прежде всего склонность ко лжи. Для начала представляется необходимым развести эти два регистра – когда политики осознанно лгут, дабы получить из этого личную выгоду или преференции для своих партий и спонсоров, и когда они это делают тоже осознанно, но под давлением ситуации, при которой приходится выбирать между большой и малой ложью или между ложью и правдой, способной нанести еще больший вред.
Ведь в отличие от многих других профессий политика не допускает вторжение частного в «работу», да и само пространство этого «частного» является весьма условным. Понятно, что установить четкую границу между мотивами и серьезностью последствий лжи политиков невозможно, при том, что самообман присущ им в не меньшей, если не в большей степени, чем обычным индивидам – мир власти, со всеми его атрибутами, церемониалами, долей мистификации весьма специфичен. Однако, как видится, можно попытаться предположить, что в политике есть граница между «черной» и «белой» ложью, что позволит обсудить вопрос о ее второй разновидности не только в жанре обличений.
Политика – один из универсальных инструментов разрешения конфликтов.
Так же как и ее материальное воплощение, государство – один из самых действенных институтов поддержания социального мира и правопорядка. Специфичность политического способа разрешения конфликтов в обществе заключается в том, что любое решение по этому поводу будет иметь действенную силу, если оно устраивает по крайней мере большинство общества. Но с учетом фрагментации последнего это требует большого искусства, а равно и качеств, аналогичным тем, которыми наделены выдающиеся мастера искусства обычного: особых приемов, новаторского стиля, ощущения времени, способности представить творение законченным и в целом, и т.д.
В работе историка и философа Ф. Анкерсмита «Политическая репрезентация» целый параграф под названием «Компромисс и политическая креативность» посвящен путям обретения хотя бы минимального социально- ценностного единства, без которого общество утратит саму способность существовать. В современной политике, по его мнению, сложились два пути такой гармонизации: компромисс и консенсус. Компромисс (и здесь он вступает в вынужденную полемику с Дж. Роулзом, убежденным, что политический консенсус – наилучший способ разрешения конфликта [2, p. 134]) стимулирует политическую активность, консенсус ее губит.
«Компромисс – поясняет свою позицию Ф. Анкерсмит – требует от нас признания реальности наших оппонентов, несмотря на их приверженность иным, неприемлемым для нас политическим принципам, и нашего общего стремления выполнить свою часть соглашения, сколь бы это ни было неприятным для нас. Таким образом, компромисс внушает нам добродетели толерантности, уважения к другим и их нравственной автономии, доверия к партнерам, выполнения своих обязательств и умения успешно существовать в плюралистическом обществе» [1, с. 254].
Более того, «в отличие от компромисса консенсус в духе Ролза не допускает размена политических принципов, в результате которого я могу уступить вам ваш принцип Р1 (даже если твердо возражаю против него) при условии, что вы готовы уступить мне мой принцип Р2, поскольку я предпочитаю политическую реальность, включающую оба принципа, политической реальности, в которой они отсутствуют» [1, с. 249].
Казалось бы, позиция Ф. Анкерсмита не только разумна, но и самоочевидна, и к проблеме лжи в политике никакого отношения не имеет. Однако она имеет отношение к тому, что можно было бы заменить на более мягкое ее название – к нечестности или невозможности (и даже бессмысленности) выполнять свои обещания. Современная политика репрезентативна в том смысле, что в ней представлены практически все политические силы, представляющие интересы практически всех же слоев общества. В условиях отсутствия сколько-нибудь прочной монополии на власть одного репрезентанта и конкуренции многих такое многообразие проецируется сначала на состав представительного органа власти, а затем – на состав исполнительного, в сильной мере зависящего от него.
Эта практика характерна для парламентской формы правления в континентальных европейских странах и является результатом долгой эволюции политики и политиков, которые в большей степени, чем где бы то ни было, не имели возможности заниматься политикой как «всего лишь» искусством государственного управления: все существующие в обществе противоречия (классовые, религиозные, идеологические, национальные, языковые, региональные, гендерные и т.д.) «утяжеляли» эту задачу. Постепенно пришло осознание, что дабы избежать социальных конфликтов, особенно в наиболее острых их стадиях, необходима ориентация на компромисс.
Но именно это прагматичное решение дает повод обвинять политиков во лжи дважды: первый раз – когда они идут на уступки, то есть предают ценности, которые обещали отстаивать своим доверчивым избирателям, а второй – когда делают это от их имени, но без их личного согласия, то есть присваивают себе право толковать то, во что верят их избиратели, как угодно себе, а значит, – в своих личных, то есть неизбежно корыстных интересах. Одним из наиболее ярких примеров такого положения дел может послужить Италия – страна, где из всех известных видов конфликтов нет, пожалуй, только религиозного.
Но, оставив в стороне все общеизвестные проблемы итальянской политики и политиков, зададимся вопросом, а что могло бы стать успешной альтернативой той практики, которая сложилась в этой стране еще на заре парламентаризма и получившей название «transformismo»? Обычно этот термин переводят и толкуют как «приспособленчество», придавая ему априори негативную коннотацию. Но ведь это еще и собственно «трансформизм» – возможность менять форму, не обязательно отказываясь от содержания.
Во времена Муссолини в Италии существовало подобие консенсуса – навязанного сверху и управляемого «единодушия», но этот опыт оказался несостоятельным для столь разнородного общества. Вместе с тем, Ф. Анкерсмит говорит и об очевидных недостатках политики компромисса, таких, как то, что переговоры о нем могут приобрести самостоятельную значимость, а его достижение может сделать его несовместимым с существующей политической реальностью.
Кроме того, «существует постоянная опасность, что метаморфоза исходных, политических взглядов, совершенная ради компромисса, вызовет у электората недоверие или даже отвращение к политике. И поскольку истина важнее преходящего политического компромисса, его достижение способно привести к политическому безразличию. А политическое безразличие неизбежно означает конец любой демократической политики» [1, с. 261].
Каково же может быть этическое измерение такой практики, когда взаимные уступки не влекут за собой обвинений во лжи? При том, что определение четких критериев здесь нет – ни в правовые, ни в институциональные рамки компромисс не вписывается, зачастую он является результатом кулуарных договоренностей, недомолвок, попыток представить свою гибкость в максимально выгодном (то есть не очень честном) свете для тех же избирателей?
Если в сфере экономики вас не устраивает цена или качество товара, вы можете обратиться к другому продавцу. Аналогичным образом можно поступить и в иных сферах жизни общества, от выбора спутника жизни до религии. Или отказаться от того и другого вовсе. Но только политики обязаны довести торг до конца и завершить сделку, какой бы плохой она ни оказалась – ведь политик делает не личный выбор, а несет ответственность за интересы своих избирателей, сам являясь их выбором.
Альтернативой будет политическое самоубийство, то есть, помимо разочарования поверивших в него людей, еще и признание очень важной части собственной жизни несостоятельной, с утешением только на милосердный суд истории, который воздаст по замыслам и заслугам. Как видится, единственный ответ здесь будет одновременно и не самым утешающим, поскольку обрести свое полноценное бытие он может разве что лишь в Царстве целей.
Вот что предлагает Анкерсмит: «граждане, готовые всерьез рассмотреть альтернативный взгляд на то, что нужно делать, и подвергнуть испытанию свой собственный взгляд в спорах и компромиссах с другими людьми, вызывают большее моральное уважение, чем люди, видящие в компромиссах только предательство моральной истины.
Аргумент усиливается, если вспомнить < …>, что конфликты идеологических и моральных норм не исчерпываются ситуацией, когда один человек (или группа людей) противостоит другому человеку (или группе людей). Моральные и идеологические конфликты возникают также в уме одного и того же человека; в таких случаях необходимость поиска лучшего компромисса между несоизмеримыми ценностями не менее настоятельна, чем в случае морального конфликта между отдельными группами или людьми. В таких случаях мы определенно выскажем большее моральное уважение человеку, который отважно принимает вызов крайне неприятного внутреннего конфликта, чем человеку, который полагается во всем на готовые ответы».
Аргумент, к которому нельзя не присоединиться. Остается неразрешимой всего одна очень важная проблема, которая, правда, относится уже не столько к области этики, а, скорее, культурологии, психологии или социологии: люди крайне редко готовы выразить свое моральное уважение тому, кто не полагается во всем на готовые ответы, если только он не политик.
Список использованной литературы:
1. Анкерсмит, Ф. Р. Политическая репрезентация / пер. с англ. А. Глухова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012.
2. J. Rawls. Political Liberalism. New York, 1996.
Автор Держивицкий Евгений
